Проблема авторского права в современной России стоит весьма остро и как-то безнадежно. Ведь как не сыскать нынче человека, в словаре которого не найдется пары-тройки заморских слов, вроде копирайта и контрафакции, также, что греха таить, почти наверняка не встретишь человека, который хоть раз в жизни не купил пиратский диск с лотка в переходе метро или в студенческие годы “забыл” закавычить пару-тройку цитат в очередном курсовике. Нам, по наивности, вся эта проблематика представляется свежей и даже модной, хотя еще Пушкин, резюмируя свои размышления о соотношении искусства и рубля, вывел беспроигрышную формулу, согласно которой “не продается вдохновенье, но можно рукопись продать”. Да и само авторское право или, если угодно, копирайт – институция уважаемая и весьма заслуженная, которая, подобно многим другим незыблемым основам западной цивилизации, родилась в старой доброй Англии чуть меньше трехсот лет назад.


До принятия закона об авторском праве регулирование отношений в сфере печатной продукции осуществлялось на Британских островах посредством патентов, которые выдавались королевской властью на публикацию тех или иных произведений. Частенько патенты выдавались королем (королевой) в благодарность за ту или иную услугу, случалось, вельможа обращался с просьбой о даровании ему привилегии, надеясь, что владение патентом позволит «купить жене бархатное платье». Чтобы осуществлять тотальный контроль за быстро развивающейся и потенциально опасной сферой печати, власть установила особые отношения с Компанией издателей – гильдией, с 1557 года официально объединившей печатников, книготорговцев и переплетчиков, которые с готовностью сотрудничали с властью, поскольку это отвечало их экономическим интересам. Тесно сотрудничая с Компанией, государство стремилось защитить себя от «некоторых клеветнических книг», но авторы были практически беззащитны перед лицом такого мощного монополиста. Известно, что в 1667 году Мильтон продал авторские права на «Потерянный рай» издателю Симонсу за пять фунтов, деньги даже по тем временам невеликие.


Интересы пишущей братии были юридически оформлены только в 1710 году, когда был принят первый в мировой истории закон об авторском праве. Согласно букве нового закона, автор формально был признан владельцем своего сочинения сроком на 14 лет. Одобренный обеими палатами английского парламента закон имел целью «предупредить разорение авторов от контрафакций и поощрить ученых людей и впредь писать полезные книги». Интересно, что на этапе разработки законопроекта, в спор издателей с парламентариями вмешался Даниэль Дефо, автор «Робинзона Крузо». Он подчеркнул, что пиратство, или «публикация произведений, права на которые принадлежат другим людям, так же бесчестно, как возлежать с их женами и взламывать их дома». Почему в Англии «есть законы против взломщиков, грабителей с большой дороги, карманных воров и насильников», но при этом не нашлось защиты для авторов?


Казалось, закон 1710 года должен был поставить автора в более выгодное положение при ведении переговоров с издателями. На деле, положение автора на рынке по-прежнему оставалось таким непрочным, что, несмотря на предоставленные законом права, авторы предпочитали продавать рукописи издателям, понимая, что только так они смогут добраться до печатного станка и заработать хоть какие-то деньги. Литераторы также могли рассчитывать на помощь патрона, фигура которого являлась характерной чертой литературного быта вплоть до середины XIX века. Правда, такому успешному литератору, каким был поэт Александр Поуп, удавалось определять свои отношения с издателями, торговаться, а частенько и манипулировать ими, заключая сделки на весьма выгодных для себя условиях. Кстати, именно Поуп стал первым автором, выступившим в суде в защиту собственных прав после того, как вышло пиратское издание его поэмы «Дунсиада». Любопытно, что, отстаивая свои права, поэт сослался на закон 1710 года.


С годами литераторы стали чувствовать себя гораздо увереннее в отношениях с патронами и издателями: Оливер Голдсмит писал во второй половине XVIII столетия, что “хотя писатель не может похвастать особым богатством, зато может смело держаться с достоинством и независимостью». Вместе с тем, участие самих литераторов в дискуссиях об интеллектуальной собственности и увеличении срока действия авторского права до поры до времени оставалось эпизодическим явлением: действительно, только такие монстры от литературы, как Поуп, Ричардсон или автор первого словаря английского языка Сэмюэль Джонсон могли позволить себе смелые и независимые высказывания по вопросам о копирайте и своих взаимоотношениях с издателями.


Однако в XIX веке ситуация кардинальным образом изменилась – с расцветом периодики и небывалым ростом читательской активности литераторы получили гораздо больше возможностей для самореализации, что привело к повышению и упрочению их статуса, укреплению общественной роли и финансового благополучия писателя. Правда, прежде всего это касалось модных писателей, вроде Скотта, Байрона и Диккенса, которые вместе с популярностью обретали денежный достаток. Те же из них, чьи сочинения не были ориентированы на коммерческий успех и не отвечали конъюнктуре рынка, оставляли литературное поприще ради других более надежных занятий или уходили в самиздат, как это сделал поэт-визионер Уильям Блейк. К отвергнувшим его читателям он обратился со словами: “Милый читатель, прости мне то, чего ты не одобришь, и полюби меня за ту энергию, с какой я вкладывал свой талант в работу». Таким, бесперспективным с точки зрения рынка литераторам, как Блейк, не склонные к романтике издатели предлагали попробовать свои силы в жанре поваренной книги. Тем более, что именно популярная литература, вроде «Домашней кулинарии» миссис Ранделл или «Оракула повара» доктора Китчинера, которые стали настоящими бестселлерами своего времени, а не произведения признанных, пусть даже самых успешных и востребованных, авторов, были (и остаются) основным источником дохода издателей.


Так или иначе, писатели должны были как-то адаптироваться к новым социально-экономическим реалиям литературной профессии. Поскольку для уверенного передвижения в социальном пространстве писателю-профессионалу была необходима прочная правовая база, в 1837 году английские литераторы инициировали очередную парламентскую компанию по реформированию существующего законодательства по авторскому праву. Выступая за бессрочный и наследственный копирайт, Скотт, Вордсворт, Диккенс, Карлейль, Браунинг и многие другие объединялись для составления коллективных петиций в парламент, писали письма и даже стихи. Если раньше в дискуссиях по авторскому праву принимали участие в основном издатели, в XIX веке на сцене впервые появился автор, причем не с общими размышлениями о необходимости защиты литературной собственности, как это было в 1710 году, но с конкретными требованиями справедливости по отношению к писателям, которые «прозябают в нищете», в то время как книготорговцы «наслаждаются роскошью». И все же парламентарии, заботясь об общественном благе, в очередной раз не допустили возникновения монополии и отказали авторам в бессрочном копирайте. Рассудив по своему, государственные мужи приняли в 1842 году закон, который гарантировал литераторам 42-летний срок защиты их прав. Пять лет жарких споров и полных драматизма дебатов, предшествовавших его принятию, со всей очевидностью продемонстрировали готовность авторов вступить в открытую борьбу с издателями за свои права, исходя, из «принципа справедливости».


Вы спросите, кто вышел победителем? Как водится, сильнейший…

Комментарии: (0)   Рейтинг: